Шарлотта спрашивает, у кого мы заказываем шторы. Лицо Анти сереет, как будто его сейчас стошнит или он плюнет в нашу сторону. Он смотрит в экран со стремительно утекающей вниз страницей социальной сети, но вопрос, отращенный к нам обоим дошел до его слуха, и он в миг разозлился. Шарлотта говорит, поставив ладонь на лоб, чтобы солнце не мешало изучать узор на шторах, ей нравится, когда ткань как будто выгоревшая, это напоминает ей загородний дом, деревенский шик, смеется она, повторяя словосочетание из интерьерных журналов и смущаясь от собственной смелости и просвещенности. Мы сидим на залитой рыжим светом кушетке, я ровно, Шарлотта вполоборота, подогнув под себя ноги, пятнистые от солнечных бликов и очень гладкие. Мы как группа с картин Коровина, написанная пестрыми мазками - "женщины в гостиной во время заката". Хорошо бы, чтобы на заднем плане был автопортрет художника с мольбертом, а не Анти с его огромным монитором.
У Шарлотты уйма вопросов, но она не перестает восхищаться тем, как здорово у нас все получилось. Она говорит, что мы молодцы, и вдруг вскакивает, распуская узел божественных гладких ног, исчезает в прихожей и возвращается с сияющим чудом - бутылкой брюта. Анти приносит бокалы, он уже не такой хмурый и даже соглашается, когда я благодарю Шарлотту и говорю, что она все-таки самый милый человек. Я хочу открыть бутылку, но медлю, тяжелая, черная и еще прохладная, видимо, Шарлотта купила ее в супермаркете рядом с нашим домом, бутылка сейчас светит для меня ярче, чем солнце за окном. То, что я испытываю, называется предвкушение, зачем-то проговариваю я про себя. Хочу растянуть этот момент. Анти тоже возбужден, я знаю его взгляд, в нем смешаны внезапная радость обладания чем-то бесплатным и обычное самодовольство перед тем, как начать пить. Шарлотта уже забыла о бутылке, для нее алкоголь не обладает магической силой, она болтает о своих новых курсах, что-то показывает в телефоне и немного жмется ко мне, отчего я не могу ее слушать. Анти, конечно, пошел обратно к компьютеру, отпивая время от времени из бокала, тоненькая ножка которого идеально вошла между его неподвижными пальцами. Тело Шарлотты теплеет рядом, ее коленки прислонены к моему бедру, она рассказывает, как познакомилась с другом брата подруги или что-то, а я думаю о горячих мурашках, разливающихся от того места под платьем, к которому она прислоняется. Нужно отодвинуться, но нижняя половина тела размякла, и ей это видится невозможным. Набор подобных ощущений кажется мне странным, потому что мне плевать на Шарлотту, с ней было скучно еще до того, как она вошла в нашу квартиру, она приносила скуку одним своим звонком, одним текстовым сообщением, но теперь мои бедра раскалены. Я смотрю в сторону Анти, но он равнодушно перекатывает шампанское во рту и устремлен в экран. И меня тошнит от Анти, потому что сейчас я не хочу его, мне одновременно страшно, и меня тошнит от него.
Можно было бы воткнуть вилку в ногу Шарлотты, чтобы она прекратила это щебетание, но я употребляю всю злость (злюсь на себя, естественно, еще немного на Анти) в усилие, которое поможет отодвинуться. Я готовлюсь, делаю глубокий вдох, Шарлотта вдруг встает и говорит, что мы, наверное, устали от нее и вообще ей пора. Останься, сядь обратно, обними меня так, чтобы мой нос оказался среди твоих волос.
Я говорю - да, если хочешь посидим еще на кухне, съедим что-нибудь, но вообще я устала. И она уходит, целует нас с Анти в щеки, и я запираю обе двери, и тело прекрасно слушается меня и едва горит, и я предпочитаю думать, что от шампанского.
Теперь мы сидим на кушетке рядом с Анти: комната погрузилась в вечернюю синеву, плечи и ноги у меня почему-то замерзли, в ногах Анти стоит почти пустая бутылка и бликует желтым, отражая свет из прихожей, как глянцевый ночник. Ночник для взрослых, которые боятся ложиться спать. Мне хочется, чтобы он поцеловал мое левое плечо, голова сама собой наклоняется в право, оставляя плечо развязно открытым. Но Анти только гладит мою ногу через платье и говорит: "Что будем делать?"
Шарлотта все время говорила "вы", обращаясь к нам обоим. Чем вы красили пол? Как вам новый район? Какие у вас красивые маленькие подсвечники в розовых жемчужинах и покрывало в полоску от GANT. Анти не церемонился с нами и даже не делал вид, что слушает. Но для Шарлотты его стеклянной стены, которая так остро досаждала мне, как будто не было. И она не могла обратиться ко мне на "ты", как не могла разделить нас в своей голове, "пара" для нее была слитым воедино нерушимым "вы", общий дом обозначал смерть каждого из нас воимя рождения монстра на четырех ногах. Ведь мы едим теперь одинаковую пищу, смотрим одинаковые фильмы, ходим куда-то, придумываем, чем заняться на выходных, целуемся и сплетаемся телами по ночам, неделимые и от этого, как ей казалось, всесильные. Шарлотта всегда восхищалась парами, если они были красивыми, остальное не имело значение. Одно то, что два симпатичных человека сошлись в решении слиться в могучем "мы" казалось ей воплощением мечты о достижении гармонии и счастья, даже если каждый по отдельности был глубоко печален и очевидно уныл. Она не понимала, зачем люди разводятся и расстаются, если только не ради более красивого партнера.
У Шарлотты уйма вопросов, но она не перестает восхищаться тем, как здорово у нас все получилось. Она говорит, что мы молодцы, и вдруг вскакивает, распуская узел божественных гладких ног, исчезает в прихожей и возвращается с сияющим чудом - бутылкой брюта. Анти приносит бокалы, он уже не такой хмурый и даже соглашается, когда я благодарю Шарлотту и говорю, что она все-таки самый милый человек. Я хочу открыть бутылку, но медлю, тяжелая, черная и еще прохладная, видимо, Шарлотта купила ее в супермаркете рядом с нашим домом, бутылка сейчас светит для меня ярче, чем солнце за окном. То, что я испытываю, называется предвкушение, зачем-то проговариваю я про себя. Хочу растянуть этот момент. Анти тоже возбужден, я знаю его взгляд, в нем смешаны внезапная радость обладания чем-то бесплатным и обычное самодовольство перед тем, как начать пить. Шарлотта уже забыла о бутылке, для нее алкоголь не обладает магической силой, она болтает о своих новых курсах, что-то показывает в телефоне и немного жмется ко мне, отчего я не могу ее слушать. Анти, конечно, пошел обратно к компьютеру, отпивая время от времени из бокала, тоненькая ножка которого идеально вошла между его неподвижными пальцами. Тело Шарлотты теплеет рядом, ее коленки прислонены к моему бедру, она рассказывает, как познакомилась с другом брата подруги или что-то, а я думаю о горячих мурашках, разливающихся от того места под платьем, к которому она прислоняется. Нужно отодвинуться, но нижняя половина тела размякла, и ей это видится невозможным. Набор подобных ощущений кажется мне странным, потому что мне плевать на Шарлотту, с ней было скучно еще до того, как она вошла в нашу квартиру, она приносила скуку одним своим звонком, одним текстовым сообщением, но теперь мои бедра раскалены. Я смотрю в сторону Анти, но он равнодушно перекатывает шампанское во рту и устремлен в экран. И меня тошнит от Анти, потому что сейчас я не хочу его, мне одновременно страшно, и меня тошнит от него.
Можно было бы воткнуть вилку в ногу Шарлотты, чтобы она прекратила это щебетание, но я употребляю всю злость (злюсь на себя, естественно, еще немного на Анти) в усилие, которое поможет отодвинуться. Я готовлюсь, делаю глубокий вдох, Шарлотта вдруг встает и говорит, что мы, наверное, устали от нее и вообще ей пора. Останься, сядь обратно, обними меня так, чтобы мой нос оказался среди твоих волос.
Я говорю - да, если хочешь посидим еще на кухне, съедим что-нибудь, но вообще я устала. И она уходит, целует нас с Анти в щеки, и я запираю обе двери, и тело прекрасно слушается меня и едва горит, и я предпочитаю думать, что от шампанского.
Теперь мы сидим на кушетке рядом с Анти: комната погрузилась в вечернюю синеву, плечи и ноги у меня почему-то замерзли, в ногах Анти стоит почти пустая бутылка и бликует желтым, отражая свет из прихожей, как глянцевый ночник. Ночник для взрослых, которые боятся ложиться спать. Мне хочется, чтобы он поцеловал мое левое плечо, голова сама собой наклоняется в право, оставляя плечо развязно открытым. Но Анти только гладит мою ногу через платье и говорит: "Что будем делать?"
Шарлотта все время говорила "вы", обращаясь к нам обоим. Чем вы красили пол? Как вам новый район? Какие у вас красивые маленькие подсвечники в розовых жемчужинах и покрывало в полоску от GANT. Анти не церемонился с нами и даже не делал вид, что слушает. Но для Шарлотты его стеклянной стены, которая так остро досаждала мне, как будто не было. И она не могла обратиться ко мне на "ты", как не могла разделить нас в своей голове, "пара" для нее была слитым воедино нерушимым "вы", общий дом обозначал смерть каждого из нас воимя рождения монстра на четырех ногах. Ведь мы едим теперь одинаковую пищу, смотрим одинаковые фильмы, ходим куда-то, придумываем, чем заняться на выходных, целуемся и сплетаемся телами по ночам, неделимые и от этого, как ей казалось, всесильные. Шарлотта всегда восхищалась парами, если они были красивыми, остальное не имело значение. Одно то, что два симпатичных человека сошлись в решении слиться в могучем "мы" казалось ей воплощением мечты о достижении гармонии и счастья, даже если каждый по отдельности был глубоко печален и очевидно уныл. Она не понимала, зачем люди разводятся и расстаются, если только не ради более красивого партнера.
-
-
29.04.2014 в 15:43