я много пишу, но все ерунда. ведь это все сводится к тому, что я хочу любви безумной любви, понимаете, а о ней уже столько всего написано и без моего неловкого участия
арвис вигулс
это был не я, кто звонил ночью и говорил с тобой, это был не мой голос.
это был не я, кто прятался от дождя в какой-то варшавской
телефонной будке,
продрогший, с мокрыми волосами, с каплями, стекающими
по расколотому ртом лицу,
тот, чьи губы двигались в темноте, открываясь как живая,
самостоятельная рана,
как зев мусоросборочной машины, пожирая никому не принадлежащие
ошметки прошлого.
это был не я, хотя мне бы пришлись по вкусу такие
мелодраматические ситуации.
пальцы, которые набирали номер и за ожиданием ответа крутили провод,
были не мои,
не я, когда разговор прерывался, бил трубкой о глухое, неподатливое стекло.
эта истерическая фигура с размокшей тенью, прильнувшей к спине, был не я.
скорее это мог бы быть твой сосед, который в это время в одиночестве
касался себя,
вспоминая апрельскую женщину из черно-белого календаря, или её брат,
или восемнадцать лет назад пропавший без вести, но не я.
это был не я, кто пытался до тебя дозвониться из разных городов
с невыразительными очертаниями, приведенных в движение
внутренним крушением.
не я, чтобы молчать в трубку, не я, чтобы сообщить о прогнозе погоды
в балканском поселке с красными солнечными зонтиками арбузной мякоти
или чтобы называть имена встреченных девушек. не я в номере
дешёвой гостиницы,
в кабине публичного туалета, захлебнувшийся, передознутый,
повесившийся на ремне.
не я набирал твой номер, прячась по амстердамским ночным клубам,
чтобы, не получив ответа, напиваться вместе с грубыми моряками.
не я в то утро в Лондоне, выпросив пенсы у светловолосой
французской туристки Анны.
это ни в каком случае не мог быть я, нет этому ни свидетельств, ни мотивов.
если и состоял прежде в каких-то списках, то давно уже вычеркнут и забыт,
по адресу прописки не живу, да, возможно, и не жил никогда.
между мной и тобой — и этим свихнувшимся есть пространство,
не под силу междугородним,
это расстояние более сгустившееся, чем небытие, даже лучик
здесь не проскочит.
отсюда даже в снах не увидать.
я не знаю, где я был всё это время, у меня нет никакого алиби,
нет точки отсчета.
я не знаю, кем я был, я ждал, пока круг подозреваемых
не сузится вокруг меня.
арвис вигулс
это был не я, кто звонил ночью и говорил с тобой, это был не мой голос.
это был не я, кто прятался от дождя в какой-то варшавской
телефонной будке,
продрогший, с мокрыми волосами, с каплями, стекающими
по расколотому ртом лицу,
тот, чьи губы двигались в темноте, открываясь как живая,
самостоятельная рана,
как зев мусоросборочной машины, пожирая никому не принадлежащие
ошметки прошлого.
это был не я, хотя мне бы пришлись по вкусу такие
мелодраматические ситуации.
пальцы, которые набирали номер и за ожиданием ответа крутили провод,
были не мои,
не я, когда разговор прерывался, бил трубкой о глухое, неподатливое стекло.
эта истерическая фигура с размокшей тенью, прильнувшей к спине, был не я.
скорее это мог бы быть твой сосед, который в это время в одиночестве
касался себя,
вспоминая апрельскую женщину из черно-белого календаря, или её брат,
или восемнадцать лет назад пропавший без вести, но не я.
это был не я, кто пытался до тебя дозвониться из разных городов
с невыразительными очертаниями, приведенных в движение
внутренним крушением.
не я, чтобы молчать в трубку, не я, чтобы сообщить о прогнозе погоды
в балканском поселке с красными солнечными зонтиками арбузной мякоти
или чтобы называть имена встреченных девушек. не я в номере
дешёвой гостиницы,
в кабине публичного туалета, захлебнувшийся, передознутый,
повесившийся на ремне.
не я набирал твой номер, прячась по амстердамским ночным клубам,
чтобы, не получив ответа, напиваться вместе с грубыми моряками.
не я в то утро в Лондоне, выпросив пенсы у светловолосой
французской туристки Анны.
это ни в каком случае не мог быть я, нет этому ни свидетельств, ни мотивов.
если и состоял прежде в каких-то списках, то давно уже вычеркнут и забыт,
по адресу прописки не живу, да, возможно, и не жил никогда.
между мной и тобой — и этим свихнувшимся есть пространство,
не под силу междугородним,
это расстояние более сгустившееся, чем небытие, даже лучик
здесь не проскочит.
отсюда даже в снах не увидать.
я не знаю, где я был всё это время, у меня нет никакого алиби,
нет точки отсчета.
я не знаю, кем я был, я ждал, пока круг подозреваемых
не сузится вокруг меня.