Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

-просто я не припомню, чтобы люди, в которых есть что-то хорошее, так сильно старались быть мерзкими со мной

---

Ночью приснилась Эля, удивительный сон, я не могла открыть глаза, но могла обнимать ее сколько угодно долго, чувствовала облако ее шерсти,
мокрый носик, коготки на лапах. Она казалась какой-то большой, я обхватила ее руками и гладила-гладила-целовала в лобик. Так она
оставалась невидимой, но на ощупь была настоящей, теплой, совершено такой, как я помню.
Почему сейчас, не знаю, но, проснувшись, впервые подумала о ней без прожигающей внутренности тоски. Когда я грустила о ней, эгоистичная мысль "я больше никогда ее не обниму" являлась одной из первых, потом чувство несправедливости, злость и проч.

Может быть, призраки жалеют нас и приходят успокоить, может быть, они лучше знают, когда

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Листья слетают на землю, покачиваясь из стороны в сторону, они будут падать так, пока сверху не останется ничего, а снизу образуются целые кучи желтого. Электричка проезжает завод Очаково. Мальчик спрашивает своего золотистого ретривера: "А если бы тигровая акула погналась за тобой? Ты бы уплыл?"

Напротив меня сидит мужчина с красивым смуглым лицом, он похож на испанца, но одет как турок, плохие ботинки, куртка из настоящей кожи, рубашка в блестящую синтетическую полоску. На руке у него серебряный перстень - голова волка с распахнутой пастью. Ретривер улыбается, часто дышит и высовывает язык, он смотрит на мальчика, но тому интереснее смотреть на реку и лес за окном. За окном все течет в желто-оранжевых бликах, рядом со мной девушка осторожно достает из сумки продолговатую и прозрачную курагу, рыжую, как еще один упавший лист. Все золотистое, все немножко горит, турок разглядывает меня очень карими глазами.

Последней важной строчки не будет, осень ничего в этот раз.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Да как же это так? Куда смотрели мировые законы и вся небесная полиция? Тебе 38 лет, и ты так устал, как, наверное, от возраста вообще не устают. Вернее сказать, ты вовсе не устал, а стал беспокойным, ты лишнего шагу боишься ступить на этой ощетинившейся ловушками земле, и потому у тебя фактически все время обе ноги в воздухе; ты не устал, а только боишься страшной усталости, которая последует за этим страшным беспокойством и которую (ты ведь еврей и знаешь, что такое страх) можно представить себе – в лучшем случае – как животное прозябание, с тупым идиотским взглядом, в садике сумасшедшего дома позади Карловой площади.

….

Что это был не конец, ты, к сожалению, понял за последние полтора года, и тут-то ты пал так, что ниже почти некуда (я не считаю последней осени, когда я честно вел борьбу за брак), и потянул за собой другого человека, милую и добрую девушку, образец жертвенного самоотречения, – о, ниже пасть некуда, никакого выхода, и в бездне тоже.

Хорошо, и вот тебя зовет Милена, и голос ее с равной силой проникает в разум и сердце. Милена, конечно, тебя не знает, несколько твоих рассказов и писем ослепили ее; она как море – в ней та же сила, что и в море с его водной громадой, но в неведении своем эта стихия обрушивается на тебя всей своей мощью, повинуясь воле мертвой, а главное, далекой луны. Она тебя не знает, но, возможно, предчувствует истину, когда зовет тебя. Ведь в том, что твое реальное присутствие уже не ослепит ее, ты можешь быть уверен. Не потому ли, трепетная душа, ты не хочешь прийти на зов, что именно этого и боишься?

Но если даже признать, что у тебя есть сотня других внутренних причин для отказа (а они в самом деле есть) и, помимо того, одна внешняя: ты ведь не сможешь говорить с Миленой или видеть ее, когда мужа при этом не будет, – даже если признать все это, остаются еще два соображения.

Во-первых, стоит тебе пообещать приехать, как Милене, возможно, уже и расхочется, чтобы ты приезжал, – причина тут будет не в нерешительности, нет, а в естественной усталости, – и она с удовольствием и облегчением отпустит тебя на все четыре стороны.

А во-вторых – ну что ж, поезжай в Вену! Милена ведь думает только о том, как откроется дверь. Она, конечно, откроется, а дальше что? В дверях воздвигнется тощий верзила с приветливой улыбкой на лице (улыбаться он будет беспрестанно, это у него от старой тетушки, она тоже беспрестанно улыбалась, и в обоих случаях это не намеренно, а просто от смущения) – и сядет потом, куда укажут. Тут-то, собственно, и будет конец всей торжественности и праздничности, ибо говорить он едва ли сможет, для этого в нем слишком мало жизненных сил (мой здешний новый сосед по столу сказал вчера по поводу вегетарианской диеты своего немого собрата: «По-моему, для умственной работы мясная пища просто необходима») – и он даже счастлив не будет, у него и для этого слишком мало жизненных сил.

Видите, Милена, я говорю откровенно. Но Вы умны, Вы сразу заметили, что хоть я и говорю правду (всю – безусловно и как на духу), но говорю слишком откровенно. Я ведь мог бы приехать без этих предуведомлений и в два счета Вас разочаровать. Если я так не поступил, то это лишнее доказательство моей правдивости – моей слабости.

---

писать письма и даже отправлять их, потом читать письма кафки (лучшие окололитературные окололюбовные из всех, что мне попадались, кстати)
но суть такого письма в том, что кому бы мы их не отправляли, все получается как-то больше себе
и ответ не так важен, да вообще он не важен, выжать свои дни, ах, я такая интересная, столько всего произошло. да нет. ничего.
дни напряжения сменили дни опустошения, обставить себя пирогами и сериалами, вот и все. погода испортилась

в 2012 я грибочек

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Не подходящий день для зеленых ботинок за пять долларов.

-Нельзя все время ездить в одни и те же места.

Шенген жжет карман, а тело - воспоминание о Ст.

Скучать по городу в какой-то мере безнадежнее, чем по человеку, ему не докажешь любви иначе - срывайся и приезжай, тогда он, может быть, поверит, а еще лучше проведи ночь на улице, проснись в шесть утра на траве, смотри на небо сквозь кроны серых платанов, съешь булочку за 1,5 лиры, сверни перед Айя-Софией, считай окна в Султанахмете, я не могу продолжать, это хуже, лучше скучать по человеку

Ну, слушай, у меня промокают ботинки здесь, будет другой апрель, до этого я буду изменять тебе с Парижем, с Рейкьявиком, я провела август с Бсн, и она смутила меня своей открытой силой и взглядом из-под закрученных ресниц Ар-нуво, в нее просто нельзя не влюбиться, но будет апрель и будешь ты, солененький Босфор и киски греются на камнях, главное, что я возвращаюсь и не мыслю (себя без тебя?)

Дэмиен Райс снова пишет песни, денег никогда не хватает; мы не то, что мы рассказываем о себе, но то, что мы видим в первую очередь, когда выходим из дома

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Дом Мюмлы-мамы сдуло ветром, а дочь ее, Мюмла, простудилась, оттого что спала на дворе. Дождь накапал и в кофейную банку Шнырька. У одного меня был нормальный дом с хорошей печкой. Что оставалось делать? Разумеется, все потерпевшие, измученные неудачники поселились у меня в доме. Теперь мы жили одной семьей и вели самую обыкновенную жизнь, а мне от этого становилось все скучнее и скучнее.
Не могу описать, как это скверно, когда твои друзья либо женятся, либо становятся королевскими изобретателями. Сегодня ты входишь в беспечную компанию любителей приключений, готовых отправиться в любой путь, как только наскучит оставаться на одном месте. Отправляйся, куда только захочешь, перед тобой карта всего мира… И вдруг… Путешествия перестают их интересовать! Им хочется жить в тепле! Они боятся дождя! Они начинают собирать вещи, которые некуда поместить! Они говорят только о разных пустяках… Ни на что серьезное они уже решиться не могут… Раньше они прилаживали парус, а теперь строгают полочки для фарфоровых безделушек. Ах, разве можно говорить об этом без слез!
Хуже всего было то, что домоседы заразили и меня своим оседлым настроением. Чем уютнее мне становилось сидеть с ними у камина, тем труднее было снова стать свободным и смелым, как морской орел. Вы понимаете меня, дорогие читатели? Я сидел взаперти, все помыслы мои были о свободе, а за окном бушевал шторм и лил дождь.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

моя новая эротическая мечта - мужчина, перебирающий облепиху.

на самом деле нет. но какая это внезапная радость, когда он говорит: - она же испортится, давай я сделаю.

и вместе стоять на кухне, помогать друг другу в мелочах, и я бесконечно готова благодарить за то что "я вижу, что ты не справляешься" и помощь без лишних слов.

и зря я так благодарна, наверное. наверное, это норма, а когда по-другому, это отклонение от нормы, но я тысячу раз сталкивалась с этими отклонениями и лишь несколько с вот таким даже не желанием помочь, а готовностью полностью _разделить дом и его большие и маленькие заботы и хлопоты

и вот я работаю каждый день, и три часа убиваюсь в дороге, но комната чистая, а на кухне утка, том-кха и пряный картофель по-деревенски

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра